у меня есть давнишняя мечта, и удивительные планы на эту историю, которую, как мне кажется, я смогу осуществить здесь. от себя скажу, что с удовольствием возьму как его роль на себя, так и её роль. опыта, благо, хватает во всех ипостасях. итак:
через несколько лет какой-нибудь новый жилец найдет в пустой проветренной комнате ворох бумажек, которые некогда нарекут письмами. и все они будут разные: на белой или желтой бумаге, в клетку, в линейку, на салфетках, на клочках туалетной бумаги; бесконечно длинные или предательски короткие. и тогда, новый жилец, который когда-нибудь найдет эти неизвестные клочки жизни, сядет на темный деревянный пол комнаты и разложит их в неизвестном порядке. и каждая дата будет выдуманной, несинхронизированной, злорадной. и тогда новый жилец психанет и начнет читать их все подряд, потому что новому жильцу станет интересен запретный эпизод.
ОНА
15 ноября
привет.
марта говорит, что ты сможешь выслушать меня, когда её нет рядом. а рядом её нет практически всегда. марта говорит, что все люди немного сумасшедшие и что не стоит этому удивляться.
марта говорит, что мне станет легче, если я начну писать тебе письма.
я стараюсь верить марте.
мне просто необходимо знать, что где-то на планете существует человек, который сможет меня услышать не смотря на километры, метры, мили, сантиметры и прочие препятствия; что есть на свете человек, чье желание жизни не заканчивается только на грубом сексе и доминировании, и он не трахает все, что движется, хотя - вполне мог бы.
я нуждаюсь в собеседнике, который получит мои письма.
поэтому, марта сказала, что я могу написать тебе.
я обещала марте не говорить тебе о своей внешности. она сказала, что это романтично и немного даже "секси", а марта в этом сечет. поэтому представь меня длинноногой блондинкой, которая носит безвкусное бирюзовое нижнее белье и пьет на выходных чай для похудения.
19 сентября
получи это письмо, ради всего святого.
я должна быть услышанной. я хочу чтобы кто-нибудь услышал, как я кричу. я зажимаю свою голову в толще воды, которую набираю в ванной. я опускаюсь на самое дно, почти бьюсь зубами раскрытого рта о чугун ванны, которая нагревается. и пока кран с шумом наполняет ванну, кричу.
там, на самом дне я нахожу покой.
там, в толще горячей воды я нахожу приют.
маленькое раскаяние размером с полупустую ванну.
мне постоянно хочется кричать и я затыкаю свой уродливый рот шоколадным батончиком. мне хочется реветь и я занимаю свой организм процессом пережевывания пищи.
я ем, потому что иначе не смогу сдерживать в себе эти омерзительные позывы к отчаянию.
когда мама выходит из своей комнаты, виляет своим неприкрытым задом по коридору и спрашивает о моих красных глазах, я молчу. я никогда ничего не хочу ей рассказывать.
12 июля
я ненавижу жару. когда в город приходит жара, все тело покрывается мерзкими капельками пота, которые превращают мою одежду в мокрое неудобное месиво. когда в город приходит жара, я в основном охлаждаюсь в ванной или стараюсь не двигаться в своей комнате.
но сегодня все как-то иначе.
то есть жара все такая же жуткая, и дышать мне практически нечем, но мне хочется чтобы ты узнал, что в этой жаре нет назойливого запаха пота, зато есть запах надвигающейся грозы.
а я очень сильно боюсь грозы. звук раскалывающегося неба тянет меня в темноту. и тысяча демонов фауста танцуют вокруг меня пляски, и трогают мои волосы своими жидкими костлявыми пальцами с большими когтями. в грозу я включаю громкую музыку, желательно что-нибудь такое, от чего моя мать готова покончить с собой.
но даже тогда она старается не выходить из своей спальни, вновь и вновь пачкая грязным семенем своего турецкого мужчины новые простыни.
я знаю что они новые, потому что сама покупала их маме.
ты не просишь рассказать тебе о ней, но мне хочется.
моя мать - старая потаскушка.
и я серьезно.
двадцать лет она была в браке прилежной, ответственной и умной женой, которая всю свою жизнь положила на мое воспитание. однако, спустя те самые двадцать лет, она выкинула вещи отца в окно второго этажа и сказала что не собирается больше хранить свое чрево в руках господа, и хочет чтобы её забрал сатана.
мой отец священник.
моя мать потаскуха.
я хочу сдохнуть.
14 апреля.
во мне что-то растет и это даже не жир. ты бы понял. это как огромный кусок самой безумной тишины, которую только можно найти на земле. пилющее, воющее создание внутри меня растет со скоростью света. превращается в бездонное и терпкое ничто. в черную дыру прямо на месте моего желудка.
и в этот раз я говорю не про еду.
и когда я просыпаюсь от кошмаров - мне нет покоя. моя реальность хуже.
моя реальность гаже.
я рассказывала тебе про девочку в школе, которая себя резала. на её толстых ляжках были синяки и ссадины, но их никто не видел, потому что она носила большие джинсы.
я не рассказывала тебе откуда знаю про её секрет.
эта девушка - я.
1 декабря.
в сиэтле выпал снег, а я собираю последние вещи.
моя жизнь уместилась в пять больших, похожих на маленькие квадратные планеты, коробки. они с ужасом жрали мою безразмерную одежду, чавкали моими любимыми сиди-дисками, отрыгивали моими заляпанными книжками.
в сиэтле выпадает снег, а моя мать до сих пор меня побаивается.
когда неделю назад меня забрали в больницу, доктор объяснил этой женщине, что у меня психогенное переедание и я обжираюсь не потому что мой желудок похож на марианскую впадину, а потому что я пытаюсь заесть стресс.
хотя мне кажется, что это хрень. нельзя беспрекословно доверять людям, которые носят на запястьях такие дорогие часы, а сетуют на низкую зарплату. и вот когда меня забрали в больницу, неделю назад, врач объяснил маме, что я пыталась покончить с собой, потому что у меня был нервный срыв.
но и это мне кажется чушью.
невозможно заработать нервный срыв ничего не делая.
ты либо хочешь умереть, либо хочешь привлечь к себе внимание.
а учитывая, что я лучше провалюсь под землю и буду жрать органические удобрения до конца веков, чем привлеку к себе еще большее внимание, - я думаю ты понимаешь, что мне правда... не хочется.
невозможно любить жизнь, когда сто двадцать пять килограмм прижимают тебя к земле.
мы переезжаем черт_знает_куда, я понятия не имею где это, но мама говорит, что это - конец планеты.
и она обещает, что там будет хорошо.
а я не знаю как стоит мне рыдать, чтобы она поняла, что нет ничего хуже, чем быть новенькой в маленькой школе.
ОН
- Во что ты веришь, Родерик?
Мы сидим за длинным столом, а женщина за кафедрой что-то рассказывает нам о преимуществах раннего расцвета меркантилизма. И ты чиркаешь на скомканном клетчатом листке что-то грязное и пошлое, но никому не показываешь. Ты отвлекаешься, смиряешь меня своим почти сонным, уставшим взглядом. Взглядом человека, который, наверно, никогда не жил.
Ты говоришь: «В рак и сумасшествие. Это то, что действительно может с нами случиться».
Родерик Эбернети ты чертов несостоявшийся философ. Ты меня бесишь.
Когда нас познакомили, ты был одет в серое пальто. И это серое пальто намекало на безвыходность твоих дней. И твоих серых глаз. И твоих серых мешков под глазами, потому что ты не спал уже сколько? Четыре дня. Такие мальчики как ты нравятся девочкам, потому что они слишком грустные. На фоне грустных мальчиков все девочки выглядят порхающими от удовольствия и пышущими свежестью от прекрасной жизни.
Ты говоришь: «Все дело в контрасте. Вот увидишь».
Родерик Эбернети ты чертов несостоявшийся искусствовед. Ты меня бесишь.
Тебе нравится окутывать свою жизнь пеленой тайны. Завесой несоизмеримого вранья и красочных метафор. Тебе нравится создавать свой кокон из стекла и бетона брошенных наотмашь слов. И все вокруг знают, что мальчик – патологический врун. Но всем нравятся его сказки. И Родерик, он как один из братьев Гримм, он красит жизнь гуашью, преимущественно черных цветов, но это же лучше, чем белый лист.
И красивые девочки шепчут тебе на ухо: «Родерик, почему ты такой грустный?»
И Родерик отвечает.
Потому что сдохла моя кошка.
Потому что я подцепил вич.
Потому что я пытался съесть свой локоть.
Потому что отец ушел от меня, воспитав во мне комплекс херового сына.
Потому что я съел пропавшую рыбу.
Потому что я хочу тебя трахнуть.
И красивые девочки заливаются звонким смехом. Потому что им нравится, как ты шутишь. Пусть за твоими шутками стоит слишком много грусти.
Родерик Эбернети ты чертов несостоявшийся клоун. Ты меня бесишь.
В своей грустной манере курить ты прячешь свое лицо за вуалью дыма. Ты прячешься от надоедливых женщин и мужчин за стойкой сизой дымкой. И ты никогда не интересуешься, как дела у твоего лучшего друга. Или у его подружки. Или у их мертвых детей.
Но когда я отчисляюсь, ты берешь меня за грудки, прижимаешь меня к стене и бьешь меня затылком о дверной косяк. Ты трясешь меня и говоришь, что я дура. Ты кричишь, что я идиотка. И я слишком грустная, даже чтобы сдохнуть.
Ты говоришь: «Ты метишь на мое место, сучка».
Ты говоришь: «Ты не легенда этого места, сучка».
Родерик Эбернети ты чертова несостоявшаяся депрессия. Ты меня бесишь.
Они никогда не должны были встретиться. Это огромная ошибка целого мира. Альмен оставит когда-нибудь на школьком стенде надпись. Что-то достаточно отчаянное, чтобы Родерик написал ей в ответ "ты чертова сучка". Они должны спасить. Они обязаны.